Неточные совпадения
Он
вошел и у встретившегося ему
в коридоре оборванца спросил нумер.
В коридоре они столкнулись с Лужиным: он явился ровно
в восемь часов и отыскивал нумер, так что все трое
вошли вместе, но не глядя друг на друга и не кланяясь. Молодые люди прошли вперед, а Петр Петрович, для приличия, замешкался несколько
в прихожей, снимая пальто. Пульхерия Александровна тотчас же вышла встретить его на пороге. Дуня здоровалась с братом.
— Не топай, — попросила Дуняша
в коридоре. — Они, конечно, повезли меня ужинать, это уж — всегда! Очень любезные, ну и вообще… А все-таки — сволочь, — сказала она, вздохнув,
входя в свою комнату и сбрасывая с себя верхнее платье. — Я ведь чувствую: для них певица, сестра милосердия, горничная — все равно прислуга.
Снова
войдя в полутемный
коридор, он увидал ее
в двери ванной; растрепанная,
в капоте на голом теле, она подавленно крикнула...
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело, свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие, толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам
коридора;
войдя в круглую, как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за собою дверь, точно спрятался.
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от женщины. Идя
коридором своего отеля, он заглянул
в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная
вошла, он, положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
В коридоре зашумели, дверь открылась,
вошла с Дуняшей большая женщина
в черном и, остановясь против солнца, сказала Дуняше густо и сочно...
И Самгин
вошел в купе, решив не думать на эту тему, прислушиваясь к оживленной беседе
в коридоре.
В гостиную
входили из
коридора, который оканчивался входом
в кухню, где жила кухарка Лукерья, и когда стряпала, то чадила пригорелым маслом на всю квартиру немилосердно.
Не слушая помощника смотрителя и не глядя вокруг себя, он поспешно вышел из
коридоров и направился
в контору. Смотритель был
в коридоре и, занятый другим делом, забыл вызвать Богодуховскую. Он вспомнил, что обещал вызвать ее, только тогда, когда Нехлюдов
вошел в контору.
Отворив дверь из
коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова
в маленькую комнатку, где перед столом на диванчике сидела невысокая полная девушка
в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать, лицо. Против нее сидел, согнувшись вдвое на кресле,
в русской, с вышитым воротом рубашке молодой человек с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены разговором, что оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже
вошел в дверь.
В коридорах суда уже шло усиленное движение, когда Нехлюдов
вошел в него.
И вот, на основании этого предписания, 28-го апреля
в темный вонючий
коридор женского отделения,
в 8 часов утра,
вошел старший надзиратель.
Он пришел
в столовую. Тетушки нарядные, доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но
в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее
в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она
входила в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над собой, чтобы не смотреть на нее.
Молодой доктор, весь пропитанный карболовой кислотой, вышел к Нехлюдову
в коридор и строго спросил его, что ему нужно. Доктор этот делал всякие послабления арестантам и потому постоянно
входил в неприятные столкновения с начальством тюрьмы и даже с старшим доктором. Опасаясь того, чтобы Нехлюдов не потребовал от него чего-нибудь незаконного, и, кроме того, желая показать, что он ни для каких лиц не делает исключений, он притворился сердитым.
По
коридору послышались шаги
в шлепающих котах, загремел замок, и
вошли два арестанта-парашечники
в куртках и коротких, много выше щиколок, серых штанах и, с серьезными, сердитыми лицами подняв на водонос вонючую кадку, понесли ее вон из камеры. Женщины вышли
в коридор к кранам умываться. У кранов произошла ссора рыжей с женщиной, вышедшей из другой, соседней камеры. Опять ругательства, крики, жалобы…
В это время послышался шум шагов и женский говор
в коридоре, и обитательницы камеры
в котах на босу ногу
вошли в нее, каждая неся по калачу, а некоторые и по два. Федосья тотчас же подошла к Масловой.
Помещение политических состояло из двух маленьких камер, двери которых выходили
в отгороженную часть
коридора.
Войдя в отгороженную часть
коридора, первое лицо, которое увидал Нехлюдов, был Симонсон с сосновым поленом
в руке, сидевший
в своей куртке на корточках перед дрожащей, втягиваемой жаром заслонкой растопившейся печи.
Пройдя сени и до тошноты вонючий
коридор,
в котором, к удивлению своему, они застали двух прямо на пол мочащихся арестантов, смотритель, англичанин и Нехлюдов, провожаемые надзирателями,
вошли в первую камеру каторжных.
Снимая
в коридоре свою гороховую шинель, украшенную воротниками разного роста, как носили во время первого консулата, — он, еще не
входя в аудиторию, начинал ровным и бесстрастным (что очень хорошо шло к каменному предмету его) голосом: «Мы заключили прошедшую лекцию, сказав все, что следует, о кремнеземии», потом он садился и продолжал: «о глиноземии…» У него были созданы неизменные рубрики для формулярных списков каждого минерала, от которых он никогда не отступал; случалось, что характеристика иных определялась отрицательно: «Кристаллизация — не кристаллизуется, употребление — никуда не употребляется, польза — вред, приносимый организму…»
Но восторги наши непродолжительны. Через четверть часа уже раздаются
в коридоре шаги, заслышав которые мы проворно прячемся под одеяла.
Входит матушкина наперсница Ариша и объявляет...
Наконец, мы попали
в коридор более чистый и светлый, с ковром, и
вошли в большой кабинет, ярко освещенный, с шкурой белого медведя на полу.
Многие из товарищей-литераторов просили меня сводить их на Хитров и показать трущобы, но никто не решался
войти в «Сухой овраг» и даже
в «Утюг».
Войдем на крыльцо, спустимся несколько шагов вниз
в темный подземный
коридор — и просятся назад.
Топот усиливается, как прилив, потом становится реже, проходит огромный инспектор, Степан Яковлевич Рущевич, на дворе все стихает, только я все еще бегу по двору или
вхожу в опустевшие
коридоры с неприятным сознанием, что я уже опоздал и что Степан Яковлевич смотрит на меня тяжелым взглядом с высоты своего огромного роста.
Ольшанский беспечно показал грозному Мине язык и скрылся
в коридоре. Перед уроком, когда уже все сидели на местах,
в класс
вошел надзиратель Журавский и, поискав кого-то глазами, остановил их на мне...
В это время дверь из
коридора отворилась, и
вошел коридорный лакей, а за ним высокая дама
в длинном клетчатом плюшевом бурнусе, с густым вуалем на лице.
— Часто хвораю, — отвечала спокойно Лиза и, еще раз позвав за собою Розанова, пошла впереди его через переднюю по
коридору. Вдоль темного
коридора Розанов заметил несколько дверей влево и, наконец,
вошел за Лизою
в довольно большую комнату, окрашенную желтою краскою.
В залу
вошел лакей. Он с замешательством тщательно запер за собою дверь из передней и пошел на цыпочках к
коридору, но потом вдруг повернул к Лизе и, остановись, тихо произнес...
Коридором вошла в залу Софи. Она не была бледна, как Зина, но тоже казалась несколько утомленною.
В коридоре по-прежнему тускло светила и чадила умирающая керосиновая лампа, и водянисто-грязный колусаст едва проникал
в узкий длинный ящик. Дверь номера так и осталась незапертой. Лихонин беззвучно отворил ее и
вошел.
Соединенными силами выгрузили они жениха и втащили на крыльцо; когда же гости
вошли в лакейскую раздеваться, то вся девичья бросилась опрометью
в коридор и буфет, чтоб видеть, как жених с матерью станут проходить через залу
в гостиную.
Мы
вошли широкими воротами
в какое-то длинное строение; на обе стороны тянулись
коридоры, где направо и налево,
в особых отгородках, стояли старые большие и толстые лошади, а
в некоторых и молодые, еще тоненькие.
«Она там», — подумал Павел и с помутившейся почти совсем головою прошел залу,
коридор и
вошел в чайную.
Неведомов встал, вышел
в коридор и послал человека к Салову. Через несколько времени,
в комнату
вошел — небольшого роста, но чрезвычайно, должно быть, юрковатый студент
в очках и с несколько птичьей и как бы проникающей вас физиономией, — это был Салов. Неведомов сейчас же познакомил с ним Вихрова.
Живины жили, как оказалось,
в Перинной линии,
в гостинице; по грязной лестнице они
вошли с своим гостем
в грязный
коридор и затем
в довольно маленький, темный номер.
Павел, все это время ходивший по
коридору и повторявший умственно и, если можно так выразиться, нравственно свою роль, вдруг услышал плач
в женской уборной. Он
вошел туда и увидел, что на диване сидел, развалясь, полураздетый из женского костюма Разумов, а на креслах маленький Шишмарев, совсем еще не одетый для Маруси. Последний заливался горькими слезами.
Взяв мою руку, Валек повел меня по какому-то узкому сырому
коридору, и, круто повернув вправо, мы вдруг
вошли в просторное подземелье.
Старик Покровский целую ночь провел
в коридоре, у самой двери
в комнату сына; тут ему постлали какую-то рогожку. Он поминутно
входил в комнату; на него страшно было смотреть. Он был так убит горем, что казался совершенно бесчувственным и бессмысленным. Голова его тряслась от страха. Он сам весь дрожал, и все что-то шептал про себя, о чем-то рассуждал сам с собою. Мне казалось, что он с ума сойдет с горя.
Церковную паперть, куда они
вошли, составлял огромный
коридор, по которому шаги их отдались
в высоких сводах чутким эхом.
Я довольно долго оставался один
в этой темной комнате,
в которой, кроме входа и
коридора, была еще одна запертая дверь, и отчасти удивлялся этому мрачному характеру дома, отчасти полагал, что это так должно быть у людей, которые были за границей. Минут через пять дверь
в залу отперлась изнутри посредством того же мальчика и он провел меня
в опрятную, но небогатую гостиную,
в которую вслед за мною
вошла Сонечка.
Я любил этот шум, говор, хохотню по аудиториям; любил во время лекции, сидя на задней лавке, при равномерном звуке голоса профессора мечтать о чем-нибудь и наблюдать товарищей; любил иногда с кем-нибудь сбегать к Матерну выпить водки и закусить и, зная, что за это могут распечь, после профессора, робко скрипнув дверью,
войти в аудиторию; любил участвовать
в проделке, когда курс на курс с хохотом толпился
в коридоре.
Как только
вошел я
в аудиторию, я почувствовал, как личность моя исчезает
в этой толпе молодых, веселых лиц, которая
в ярком солнечном свете, проникавшем
в большие окна, шумно колебалась по всем дверям и
коридорам.
Наконец, одевшись совсем и надев шляпу, он запер дверь,
в которую
входила к нему Варвара Петровна, и, вынув из-под пресс-папье спрятанное письмо, молча вышел
в коридор в сопровождении Алексея Егоровича.
Только немногие остались ждать у крыльца; остальные же гурьбой
вошли в грязный
коридор, и между прочими я, к удивлению, увидал и Лизавету Николаевну.
В публике снова поднялись неистовые аплодисменты, под шум которых Екатерина Петровна, ни слова не сказав мужу, вышла
в коридор и
вошла в ложу Лябьевой.
У многих из них появились слезы на глазах, но поспешивший
в коридор смотритель,
в отставном военном вицмундире и с сильно пьяной рожей, велел, во-первых, арестантам разойтись по своим местам, а потом,
войдя в нумер к Лябьеву, объявил последнему, что петь
в тюрьме не дозволяется.
Проходя по
коридору, Хрипач приостановился у открытой двери
в гимнастический зал, постоял, опустив голову, и
вошел. По его невеселому лицу и медленной походке уже все знали, что у него болит голова.
Ни он, ни я не успели выйти. С двух сторон
коридора раздался шум; справа кто-то бежал, слева торопливо шли несколько человек. Бежавший справа, дородный мужчина с двойным подбородком и угрюмым лицом, заглянул
в дверь; его лицо дико скакнуло, и он пробежал мимо, махая рукой к себе; почти тотчас он вернулся и
вошел первым. Благоразумие требовало не проявлять суетливости, поэтому я остался, как стоял, у стола. Бутлер, походив, сел; он был сурово бледен и нервно потирал руки. Потом он встал снова.
— Она отказалась
войти, и я слышал, как Гез говорил
в коридоре, получая такие же тихие ответы. Не знаю, сколько прошло времени. Я был разозлен тем, что напрасно засел
в шкаф, но выйти не мог, пока не будет никого
в коридоре и комнате. Даже если бы Гез запер помещение на ключ, наружная лестница, которая находится под самым окном, оставалась
в моем распоряжении. Это меня несколько успокоило.
Мы только что потушили свои лампы и приготовились заснуть, как было назначено
в нашей программе, но именно
в этот критический момент
в коридоре послышались легкие женские шаги, а затем осторожный стук
в двери черкеса. «
Войдите», — отвечал грубоватый мужской голос, а затем прибавил уже вполголоса совсем другим тоном: «Ах, это вы»… Дальше послышался сдержанный шепот и что-то вроде поцелуя…